Зоновские понятия и этические ценности
Я родился в тюремном государстве. Как бы не верещали ностальгирующие защитники Совдепии, вся наша страна, сколоченная и запуганная бесчисленными лагерями и тюрьмами воспринималась, как одна большая зона. Я успел застать уже лояльные и расхлябанные 80-е. Однако даже в это разболтанное время «600 секунд» и «прожектора перестройки», я ребёнок представлял свою родину огромным, красным родимым пятном на карте мира, как на лбу Горбачёва. Страной закрытой и ограниченной. Родители с ужасным восторгом говорили о тех, кому удавалось съездить в тур поездку в кап страну. Слово «кап» звучало волшебно.
Замечательная аллегория нарисована в «Комедии строгого режима», когда паровозик с беглыми ЗК кружит по зоне имя которой СССР.
В нашей стране всё перемешано. Весьма условная стратификация делила людей на интеллигентов и рабочих. Но и в той и другой среде тема зоны не была такой уж далёкой. Я с детского сада знал, что «козёл» - это не просто ругательство.
- Ты за базар отвечай! - С умным видом говорил мне Толик Мануилов из старшей группы, - а то на зоне за такие слова знаешь, что делают?
Толика все уважали, у него брат сидел….
У каждого сидел, если не родственник, то знакомый. Какое огромное влияние этот факт имеет на всё, на мораль, систему ценностей, на культуру, в конце концов! Из каждой дырки слышатся звуки так называемого русского шансона. Книжки и сериалы о тюрьме пользуются неизменной популярностью.
Мне дали почитать крайне занимательную книгу. Её написал отец одной моей знакомой. Политзаключённый. Он сидел в разные годы, в разных лагерях Совдепии. Он сидел даже в 80-е. Не смотря на то, что книга не художественная (Некое историко-аналитическое изыскание), читается легко и быстро. Автор показывает и разъясняет тюремные понятия, их становления, их влияние на общество, истоки воровских законов и во что это преобразовалось от флибустьеров, апаши, преступного мира дореволюционной России до наших дней.
Выдержки статей из старинных газет, статистика, выдержки из личных дел уголовников, а самое главное – собственный опыт автора. Многое автор видел собственными глазами, а не взглядом человека, начитавшегося книг Шаламова или Солженицына.
Он рассказывает интересным, эмоциональным языком, но без истерик и спокойно, анализируя происходящее. Приводя очень интересные факты (к примеру, ни в одном учебнике до сих пор нет ничего о войне 1947-48 годов, которая по жертвам сопоставима с корейской, вьетнамской или афганской. Это Сучья война. К концу 47-го ей был охвачен весь ГУЛАГ). Рассказывая интересные биографии (Васьки Бриллианта, к примеру. Который 40 лет за решёткой был свободнее любого советского гражданина.)
К сожалению, в интернате этой книги пока нет. Готовится публикация.
Я могу показать несколько историй из книги, которые, впрочем, не являются определяющими (хотя и потрясли меня). Автор не спекулирует на ужасах тюрьмы. Он лишь пытается разобраться.
Зимой 1981-го на пермской пересылке я мельком видел 2-х воров.
Перед этапом все режимы сгоняли в одну камеру. В небольшое помещение набили, как сельдей в бочку, человек 20 - 30.
Один за другим вошли двое. Мельком осмотрелись. По камере как будто прожектор со сканером пробежали. Стало тихо и все как-то съёжились, подобрались и вроде построились.
Я был от них далеко и ничего не слышал, но как-то сразу понял - это воры.
Они говорили друг с другом и не прерывая разговора заварили и пригласили:
- Кто считает, что может с нами чифирнуть, подходите...
Из десятка блатных подошли только трое. Меня позвали персонально:
- Эй, политик! Ты чего? Чай не пьёшь, что ли?
Задали обычный вопрос о том, когда будем вешать коммунистов и, не дожидаясь ответа, продолжили о своём.
Их меняли тюрьмами и они рассказывали друг другу всё о том, откуда пришли, что узнали на этапе, что слышно по ГУЛАГу вообще и что на воле. Места, условия содержания в них, кликухи, события, характеристики...
Разговор был обстоятельный и неспешный, но ни до, ни после я не видал такого мощного и концентрированного потока информации и такой скорости обмена ею.
Между тем, в камере шёл интенсивный обмен барахлом. Все сидора сами собой открылись, содержимое перераспределялось. Разумно и справедливо. Процессом руководили блатные, из тех, что не подошли чай пить. Периодически они приносили что-нибудь ворам, которые большей частью не брали по той причине, что либо уже есть, либо на тюрьму не пропустят. Мне при этом напихали целый сидор блокнотов, тетрадей, конвертов и пр. школьно-письменных принадлежностей:
- политик, так пиши против Советской Власти!
Воры не только ничем не руководили, но и общались по сути исключительно друг с другом.
Единственно, раз сказали, что в этой хате через парашу можно с камерой смертников связаться. Тут же каким-то чуханом и его шапкой параша была вытерта и один из блатных начал переговоры. Там сидели приговорённые к вышке организаторы соликамского бунта, у которых только что кончился суд. Ворам было доложено всё о процессе. В особенности, кто и как себя вёл и какие показания давал.
Глядя на всё это, я понял, почему воров держат в изоляции. Это не просто правильные зэки, но некий сгусток властной энергии, персонификация зоновских понятий.
*********
Губаха, зима 1980. Вытряхнув из душного «столыпина», нас продержали на карачках, на снегу часа четыре, после чего несколько километров пешком навстречу ветру со снегом, потом шмоны и прочие процедуры, кончившиеся пространным выступлением в доску пьяного начальника пересылки, из которого я понял лишь последние слова: «А жалобы можете отправлять министру земледелия Франции» Адреса он не указал, но зато, для ясности, паре зеков дали по паре раз дубиной и нас распихали по камерам. К этому моменту я был уже обмороженным полутрупом и, упав на нары, тут же отключился. Сквозь сон слышал какое-то барахтанье и возню. Среди ночи встал покурить. Все спали, только у параши плакал молоденький смазливый паренек, вместе со мной пришедший с этапа. В «столыпине» он был чистенький, веселенький, общительный и все время чего-то напевал, а теперь сидел истерзанный, помятый и переодетый в какое-то немыслимое чуханское тряпье. Прошло всего несколько часов, а я его еле узнал. Когда я к нему подошел, он весь как-то съежился, втянул голову в плечи, вжался в угол и смотрел на меня так, как будто я его собираюсь бить ногами по почкам. Я извлек его из-за параши и, когда он понял, что его не собираются ни бить, ни трахать, рассказал, что его только что опустили, и что поводом послужил приговор, который он сдуру при знакомстве показал в камере. Я поинтересовался, что же это за приговор такой и он рассказал, что сидит за групповое изнасилование одноклассницы в выпускной вечер, каковую одноклассницу он вывел с танцев в садик, где их поджидали 8 его приятелей. «До сих пор, - говорит, - всем рассказывал, все смеялись, а тут...» и опять заплакал, но жалко уже не было. «До сих пор» он сидел на малолетке среди себе подобных, перед этапом ему исполнилось 18 и его подняли на взросляк, на этапе было не до него, т.к. попутчики были слишком заняты вопросами перераспределения собственности. Утром его начали воспитывать, дабы впредь он знал как себя вести и что можно, что нельзя. Воспитывали латентно - эмпирическим методом. Пальчиком подзывали к столу и, если не видел, или недостаточно быстро подходил, били чем и куда попало. Добившись того, что он начал постоянно и напряженно следить не поманит ли кто пальцем и моментально подбегать, ласково подсказали: «Ну чего стоишь, мнешься как неродной, располагайся как положено» Лихорадочно пытаясь сообразить «что делать? », он сел за стол. Скинули на пол и пинками загнали под нары, после чего немедленно поманили пальчиком обратно и опять: «Ну что же ты? Располагайся...». И так несколько раз, пока он не понял, не залез под стол и не сделал всем минет. Всего, кроме меня, в камере было 18 человек, из которых не участвовали в этих играх только трое. Остальные сгрудились вокруг стола, наблюдая копошащегося под ним пидара и комментировали, и давали советы, и высказывали пожелания и указания. Когда все они иссякли, он сам сообразил сказать «Спасибо», после чего ему предложили кусочек сахара и когда он протянул за ним руку, дали ногой по руке, потом еще раз предложили сахар и когда он отказался, дали ногой по морде, после чего сахар ему подкинули вверх, как собаке и тут он все понял правильно и пытался поймать его губами на лету, но не сумел и взял уже с пола ртом, чем очень всех порадовал и насмешил и его пока оставили в покое. Отдохнувши пару часов опять вспомнили и воспитание продолжалось. С каждым заходом в этих мероприятиях участвовало все меньше людей и дня через три им занималось всего человек пять, причем уже не столько трахали, сколько издевались, все более вяло, пока полностью не переключились на новый объект - пришедшего с этапа мента. Мент жестко противился и его три раза чуть не задушили ремнем, пока уговорили взять в рот, после чего повторилось все тоже самое, но гораздо быстрее и грубее. Пару раз оттрахали, пару раз побили и сунули под нары. Через неделю обеими пидарами уже никто особо не интересовался. Лежат себе под нарами две кучи грязного тряпья и лежат. Кому-то чего-то захотелось - пальчиком поманил, насладился и пинком обратно под нары.
